Больной континент ("ABC", Испания)

Если ЕС не удастся обрести сознание, дух и дающую жизнь душу, он в скором времени превратится в мертвое тело, в символический труп умирающего континента.

Невозможно отрицать, что Европа как организм больна, а в такой структуре как Европейский Союз царит беспорядок. Но ни одно из обсуждаемых в настоящий момент решений не может исправить сложившегося положения вещей. После французского и голландского отказа ратифицировать предложенную Конституцию сторонников европейского единства должно угнетать не столько поражение этого странного документа, сколько реакция руководителей, особенно в Германии и Франции, на нынешний кризис. Жак Ширак (Jacques Chirac) отреагировал, назначив на должность премьер-министра Доминика де Вильпена (Dominique de Villepen), этого игривого донжуана, никогда и никуда не избиравшегося и известного, главным образом, своей идеей о том, что Наполеон должен был выиграть битву при Ватерлоо и продолжать править Европой. Немец Герхард Шредер (Gerhard Schroeder) ограничился лишь повышением тона своих антиамериканских заявлений. Среди правящей элиты ЕС явственно ощущается не просто отсутствие интеллектуальных способностей, но и граничащие с тупоумием упрямство и заблуждение. Как говорил великий паневропеец Шиллер (Schiller): 'Против глупости сами боги бороться бессильны'.

Есть три типа фундаментальных слабых моментов, которые необходимо исправить, если мы хотим сохранить Европейских Союз в живых. Первое: была предпринята попытка сделать слишком многое, слишком быстро и слишком детально. Жан Моне (Jean Monnet), создатель Европейского Сообщества Угля и Стали, прообраза ЕС, всегда говорил: 'Избегать бюрократии. Направлять, а не диктовать. Минимум правил'. Он научился пренебрегать Европой тоталитаризма, в которой вырос, и где коммунизм, фашизм и нацизм соперничали друг с другом в установлении норм для любых проявлений человеческой жизни. Он признавала, что тоталитарный инстинкт глубоко укоренен в европейской философии и менталитете - это ощущается как в учениях Руссо (Rousseau) и Гегеля (Hegel), так и Маркса (Marx) и Ницше (Nietzsche). И с этим инстинктом необходимо бороться со всей силой либерализма, который Моне связывал с англосаксонским индивидуализмом.

В действительности же, ЕС на протяжении целого поколения двигался в прямо противоположном направлении и создал свое тоталитарное чудище, которое буквально миллионами изрыгает собственные директивы и просачивается в каждый уголок социальной и экономической жизни. Последствия оказались ужасны: громадная бюрократическая машина Брюсселя, клон каждого департамента которой находится в столицах всех государств-членов; колоссальный бюджет, скрывающий невиданную коррупцию, никогда не становившийся объектом аудиторских проверок и превратившийся сегодня в источник отравы для налогоплательщиков тех стран, что вкладывают больше, чем получают. И, конечно же, тоталитарный масштаб регламентирования национальных экономик.

Экономическая философия ЕС - в той мере, в какой она вообще существует - может быть подытожена одним словом: 'конвергенция'. Поставленная цель заключается в приведении всех национальные экономики под некий идеальный стандарт. Но оказалось, что это идеальная формула для создания застойной ситуации. Ведь заставляет капиталистическую систему действовать, поддерживает динамизм экономики именно нонконформизм, все новое, необычное, эксцентричное, выдающееся, новаторское, все то, что питается неисчерпаемой изобретательностью человеческой природы. Капитализм процветает в отсутствии норм или при условии существования возможности нарушать их. И следовательно нет ничего удивительного в том, что Европа, быстро развивавшаяся в 1960-1970 годы, прежде чем встал на ноги Европейский Союз, снизила свой темп с тех пор, как Брюссель взял руководство в свои руки и дал толчок конвергенции.

Сегодня Европа находится в состоянии застоя. Темпы экономического роста, превышающие 2% - редкость, за исключением Великобритании, которая в восьмидесятых пережила период тэтчеризма и с тех пор следует американской модели свободного рынка. Медленный рост экономики либо его отсутствие, усугубленные властью синдикатов, отлично вписываются в схему Брюсселя и накладывают еще большие ограничения на экономический динамизм: короткий рабочий день и огромные затраты на социальное страхование привели к росту безработицы, который составил больше 10% во Франции, а в Германии оказался наибольшим за весь период после Великой Депрессии, подтолкнувшей к власти Гитлера.

Вполне естественно, что настолько высокая и хроническая безработица вызывает депрессивный гнев, проявляющийся самым различным образом. Одно из этих наблюдаемых сегодня в Европе проявлений - антисемитизм и антиамериканизм. Еще одно проявление - серьезное падение уровня рождаемости, который сегодня в Европе ниже, чем в любой другой стране мира, за исключением Японии. При сохранении подобной тенденции численность населения Европы (за исключением британских островов) к середине века станет меньше численности Соединенных Штатов и будет составлять меньше 400 миллионов человек, трети из которых к тому моменту будет уже больше 65 лет.

Рост антиамериканизма, преступно и иррационально разжигаемого господами Шредером и Шираком, которые таким образом рассчитывают набрать голоса в свою поддержку, кажется тем более трагичным, что основой первых этапов развития ЕС были уважение к американскому способу решения существующих задач и благодарность Соединенным Штатам за освобождение Европы: сначала от нацизма, а позднее (при Гарри Трумэне) от советской империи посредством 'Плана Маршалла' (1947) и последующего создания НАТО в 1949 году.

Отцы-основатели Европы - сам Моне, Роберт Шуман (Robert Schumann) во Франции, Алчиде де Гаспери (Alcide de Gasperi) в Италии и Конрад Аденауэр (Konrad Adenauer) в Германии - были убежденными проамериканцами и страстно желали дать населению Европы возможность наслаждаться американским образом жизни. В частности, Аденауэр в сотрудничестве со своим блестящим министром экономики Людвигом Эрхардтом (Ludwig Erhardt) восстановил промышленность и службы Германии, стараясь придерживаться как можно более свободной модели развития. Именно в этом заключалась основа германского 'экономического чуда', в котором американские идеи сыграли решающую роль. Германский народ процветал как никогда прежде за всю историю своего существования, а безработица упала до беспрецедентно низкой отметки. Замедление роста германской экономики и нынешний застойный период начались в тот момент, когда правители Германии отдалились от Соединенных Штатов и стали следовать французской модели 'социального рынка'.

Но причиной болезни ЕС является еще более фундаментальный фактор. Европа повернулась спиной не только к Соединенным Штатам и будущему капитализма, но и к своей собственной истории. Европа по сути своей была плодом союза греко-римской культуры и христианства. Брюссель же фактически отверг обоих. В вынесенной на голосование несчастной Конституции ну упоминались христианские корни Европы, Европарламент в Страсбурге настоял на том, что практикующий католик не может занимать пост Комиссара Юстиции ЕС.

В нынешнем образе действия Брюсселя также привлекает к себе внимание удушающий и невыносимый материализм его позиции. Последним континентальным политиком, уловившим исторический и культурный контекст европейского единства, был Шарль де Голль (Charles de Gaulle), мечтавший о 'Европе отечеств' ('L'Europe des patries'). Как-то раз во время одной из своих конференций он упомянул 'Европу Данте, Гете и Шатобриана'. Я прервал его: 'И Шекспира, мой генерал?'. Он был согласен: 'О, да! И Шекспира!'. Ни один из нынешних представителей элиты ЕС не говорит на таком языке. ЕС лишен интеллектуального наполнения. Выдающимся писателям здесь не отводится никакой роли - даже косвенной - равно как и выдающимся мыслителям и ученым. Это не Европа Фомы Аквинского, Лютера или Кальвина; это не Европа Галилея, Ньютона или Эйнштейна.

Полстолетия назад Роберт Шуман, первый из отцов-основателей, ссылался в своих выступлениях на Канта или святого Томаса Мора, цитировал Данте и поэта Поля Валери. Для него, по его собственному ясному определению, создание Европы было 'великим моральным вопросом'. Он говорил о 'душе Европы'. Подобные размышления и высказывания не затрагивают ни единой струны в душе сегодняшнего Брюсселя. В результате, ЕС - это не живой организм со своим сознанием, духом и душой, дающей ему жизнь. И если ему не удастся обрести эти нематериальные, но сущностно важные измерения жизни, Союз в скором времени превратится в мертвое тело, в символический труп умирающего континента.

Пол Джонсон ("ABC", Испания)