Последний диктатор Европы

Кто заплачет после президентских выборов в Белоруссии? Точнее говоря, кто может без карты найти это государство с населением в 10 млн (преимущественно счастливых) славянских душ. С уверенностью можно сказать, мало кто, и это хорошо для карьерных планов Александра Лукашенко.

В клубе врагов демократии Лукашенко является старейшим государственным деятелем, это степной Уго Чавес. Он умный популист, который взращивает других изгоев и проявляет традиционное большевистское презрение к оппозиции и политическому компромиссу. Этот 51-летний колхозник известен благодаря Кондолизе Райс как "последний диктатор Европы", хотя до этой клички лишь слегка недотягивают Владимир Путин и другие недавно прибывшие.

Эти выборы, вероятно, сравняют счет в демократических битвах на территории бывшего СССР. После того как Грузия, Украина и Киргизия свергли авторитарные режимы, жесткие правители Казахстана и Азербайджана в прошлом году удержались в результате фальсифицированных выборов. С Лукашенко, за которого болеет Россия, становится три – три. По результатам официальных экзит-полов, опубликованным через два часа после начала голосования (такие это были выборы), Лукашенко получил более 80% в борьбе за третий срок, а его главный соперник Александр Милинкевич, набиравший до 25% в опросах общественного мнения, – около 5%.

Милинкевич, бородатый физик с тихим голосом и приятными манерами, вчера вечером назвал результаты "фарсом" и призвал людей выйти на улицы. Он говорит о мирной "джинсовой революции", желая сблизить ее с украинским апельсином или грузинской розой. Джинсы до сих пор являются для Востока символом молодости, свободы и Запада. Не спешите затаить дыхание. Бойцы ОМОНа числом обычно превосходят участников митингов оппозиции. На этот раз, не полагаясь на волю случая, режим пригрозил расправиться со всеми, кто осмелится высказывать недовольство на улице, предъявив им обвинения в терроризме.

Для тех, кто продвигает демократию, Лукашенко – настоящий камень преткновения. Появившись почти 12 лет назад неизвестно откуда, он получил три голоса из четырех на первых и последних в стране свободных выборах. Институции нового государства были слишком слабы, чтобы противостоять его лобовой атаке, а население слишком напугано десятилетиями советских репрессий, чтобы думать об этом. Харизматичный, хотя бы для белорусского крестьянина, Лукашенко выдвинул чудовищные обвинения в коррупции против постсоветских руководителей. Придя к власти, он осуществлял репрессии именем борьбы со взяточничеством, доказав суждение, которое я недавно слышал от венесуэльского редактора журнала Foreign Policy Мозеса Наима: "борьба с коррупцией" в развивающихся странах всегда кончается разрушением демократии.

В дополнение к КГБ (советский гимн и флаг тоже остались прежними) и выборочным убийствам оппонентов, президент Лукашенко использовал референдумы – символ свободного волеизъявления – для урезания демократии. В 1995 и 1996 годах режим провел референдумы, которые нейтрализовали парламент и укрепили президентскую власть. Независимые опросы показывают, что он является в стране самым популярным лидером, обеспечившим экономический рост, который держится на российских субсидиях, и одновременно играет на ностальгии по советским временам. В отсутствие независимой прессы и телевидения большая часть населения просто не знает лучшего.

Получается, что все останется как есть? Конечно, Лукашенко, как Милошевич или Саддам, не хочет ничего большего, чем получить от мира еще несколько десятилетий. Фатализм – главный союзник любого тирана.

Милинкевич хотя бы понимает условия борьбы. "Большинство белорусов хочет перемен, хочет демократии, – говорил он на недавнем обеде в Брюсселе. – Люди должны поверить, что перемены возможны".

Кандидатура Милинкевича сама по себе явилась шагом вперед. В октябре оппозиция впервые поддержала единого руководителя. (В авторитарных Хорватии, Сербии и Словакии 1990-х годов ничто не сдвигалось с места, пока демократы не объединились.) Милинкевич удивил всех, возникнув из ниоткуда в заслуживающих доверия опросах. Национальные СМИ не уделяли ему внимания, но информация распространялась в виде слухов и блогов, во многом благодаря энергичному студенческому движению "Зубр". Впервые в Белоруссии он шел от двери к двери, борясь за голоса.

"Половина дверей так и не открылась, – сказал Винцук Вечорка, возглавляющий крупнейшую оппозиционную партию. – Главная проблема – это людской страх. Чтобы преодолеть его, мы должны показать колеблющемуся большинству, что есть ответственный лидер, у которого отсутствует страх". Две недели назад Вечорку, ключевого советника кампании Милинкевича, посадили на 15 суток за организацию "несанкционированных митингов". Сторонники опасаются за его жизнь.

Белоруссия – это поле под паром с точки зрения демократии, такие существуют сегодня везде, вплоть до арабского мира. Поддержка из-за рубежа помогает сделать условия игры немного лучше для оппозиции. В этом году США выделили 21 млн долларов на демократию в Белоруссии. Лучше всего потратить эти деньги на СМИ, сказал мне Милинкевич, чтобы лучше информировать людей об их стране. Но иностранные деньги не могли вывести людей на улицы на Украине и в Грузии, не смогут сделать это и здесь. Это дело самих белорусов.

В сегодняшних дискуссиях о продвижении демократии модно говорить: "Забудьте о Польше". Скептики имеют в виду, что опыт Польши 1980-х годов, первого павшего советского сателлита, неприменим в "незападных" культурах – арабской, русской, центральноазиатской. Попробуйте сказать это белорусам – восточным соседям поляков, когда-то жившим с ними в одном государстве. Узнав о первых результатах, Милинкевич вчера сказал: "Люди будут смеяться над этими цифрами. В Польше люди начали смеяться над коммунистическими правителями, и тогда победила "Солидарность". Мы к этому приближаемся".

На это может понадобиться больше времени, чем хотелось бы Милинкевичу. Нельзя сказать, что демократия неизбежна в Белоруссии, как нельзя сказать, что она неизбежна в Европе, где угодно еще. Но нельзя считать неизбежным и правление Лукашенко в последующие 12 лет. "Мы не романтики, – сказал мне Вечорка перед арестом. – Мы прагматики".