Вера и ее чувства

ДИАСПОРА

"Пашу здесь, дышу я только там"

В парке на скамье сидела Вера. На фоне субтропической флоры она выделялась своей умеренностью. Ей бы не экзотическую пальму, а нашу плакучую иву. Не кафельную скамью с видом на море, а деревянную лавочку у пруда. Со своим супругом. С которым в горе и радости.

Первое горе для них случилось 25 лет назад. Он был юный. Военный. Недалеко от Припяти. В первых рядах был отправлен на ликвидацию Чернобыльской аварии. Заслужил немного льгот, “заработал” много болезней.

— Я была рядом с ним. Заботилась. Сменила работу на городскую. Стала психологом. Сменился Союз на Украину. Стало голодно, сложно. Я же Вера. Я верила, что грянут перемены. Сама ездила с агитацией в каждую деревню района в поддержку нового президента.

Тогда голосовала Вера за новую Украину. С “оранжевой” верой смотрела в будущее своей страны. С подозрением она посмотрела на проходящего мужчину. Испанец, лет 65, бросил на нас взгляд. Закурил. Сел на скамью напротив.

— Добились перемен в Украине. Стали никчемные. Оказались на окраине прожиточного минимума. Осталось все на бумаге. В теории. На практике была вынуждена уехать в Испанию. В тот раз уже была нужна поддержка моей семье. Деньги на выживание.

Материальная помощь — она и есть забота МАТЕРИ. Так думала Вера. Загнанная в тупик, она внесла большие деньги на переправу заграницу. Отгоняя все страхи, она собиралась в долгую дорогу. Тогда этой женщине с искрой в глазах было не 20 и не 30. 45 лет — ягодный возраст, но уже сложный для перемен. Страшно — сорваться с нажитого гнезда и ворваться в мир, где все вокруг говорят на чужом языке и где ты чужая.

— Нас сюда никто не приглашал. Вначале было нелегко. Да и сейчас, 6 лет спустя. Вроде бы обустроилась. Вроде бы неплохо. Но как в ссылке. Я здесь без имени — просто украинка. Я здесь без роду — лишь ДРС, дешевая рабочая сила, то есть.

Тоска охватила Веру. Глаза наполнились слезами. Она их не утирала. Она уже просто не обращала на них внимание. "Все достало". Достала фотографии. Из своей сумочки. Элегантной. Из разноцветной кожи. Мейд ин Спэйн. Вера втирала пальцы в фото со своими близкими, словно желала почувствовать их. Дотронуться до них. До своей дочери. Ее супруга. Своей любимой внучки.

— Здесь Ксюша на линейке. Выросла. Эти туфельки я переслала ей отсюда. Красивые. Из Испании. Из цветущей страны. Так Ксюшенька всегда меня спрашивает по телефону: “Ты, бабуля, живешь в стране цветов. Там красиво. Хорошо. Потому и не навещаешь меня”. Как ей объяснишь все эти наши проблемы? Почему и вторая бабушка здесь? Моя сваха приехала сюда до меня. Она попала в зажиточный дом. В интеллигентную семью. Адвокаты. Помогли ей с деньгами. Дали в долг. Теперь она как в долговой яме. Думала, нам вместе будет веселей. Но... мы почти не видимся. Безропотная служанка. В стильной униформе. У нее — своя комната. В шикарном доме на отшибе. Она — уже рада бы сбежать. Убраться, чтоб не убирать больше. Но... уже рабыня. Без выезда в город. Без устали. Служит много для своих шестидесяти, за свои шестьсот. Я-то посвободнее. Вначале присматривала за старушкой. Та — со своей болезнью. Обзывала меня. Указывала на дверь. Я терпела все. Готовила вкусно. Относилась с душой. Мы же благодарные здесь всем. Тем, кто нас пригрел, кто дал руку помощи. Кто-то из испанцев это ценит. Как было с моими хозяевами. Кто-то использует.

Все тот же испанец начал двусмысленно бросать взгляды на Веру. Оглядывался. Теребил в кармане своих брюк. Начинал нервничать.

— Сейчас вы уйдете и он подсядет. Я знаю. Таких много здесь — “охотников”. Приглашают на кофе, мороженое. Затем к себе домой. Они считают, что если мы бесправные здесь, то нас можно купить. Одна наша согласилась с местным старичком почаепитничать. Он после этого настаивал на продолжении свидания в его квартире. Она ему — нет. Он ей — деньги. 70 евро. Она ему — пошел ты! Он, правда, ушел, но вернулся позже с полицейским. Обвинил ее в краже денег. Полиция проверила документы. В результате ее депортировали. Вот так бывает. Так и не знаешь кому верить. 

От площади отъехал патруль. Вера по привычке вжалась. Пожилой “мачо” напротив встрепенулся. Глаза загорелись. Как у хищника на дичь. С надеждой. С Верой — наоборот. Она уже давно — в постоянном страхе днем. В непрерывном плаче ночью. Без оптимизма.

—- Мне сегодня утром сказали, что наших хлопцев задержали на пляже. Прямо в трусах. Отвезли в коллектор ждать высылки. Паспортов нет. Кто ж с собой берет документы на пляж? А принести паспорта в полицию тоже будет невозможно. Это же риск. Это же невыносимо. Муж мне недавно сказал. “Вер, никогда не знал, что разлука будет так жестока”. Он же наш мужик. Много не болтает. Красиво не скажет. И, если он это говорит, значит, уже тоже на грани. Я не могу его перетащить сюда. Что он будет здесь делать? Слаб он к тому же. Теперь и я не так сильна. Морально опустошена почти полностью. Когда-то на родине оказывала психологическую помощь другим. Сейчас не могу совладать с самой собой. Я же не живу здесь. Я вся там. С моими. Я оторвана. Я разорвана. Пашу я здесь, дышу я только там.

Ваше мнение нам важно!