Сокрушительная цена контрреволюции

Россия быстро перенимает черты и культуру Запада. Вот лишь некоторые наблюдения, ставшие результатом короткой поездки по стране.

В России 90 миллионов мобильных телефонов, которых хватает почти на две трети населения. В Москве таких телефонов больше, чем жителей. На каждую старушку, которая даже плохо представляет себе, что такое сотовая связь, приходится одна деловая женщина, имеющая две или три модели ведущих производителей.

На стройплощадке в сотне метров от Кремля, где возводится гостиница, толпы смуглых таджиков, узбеков и азербайджанцев стоят в ожидании автобусов, которые должны отвезти их после смены в общежития. В Москве, по данным федеральной миграционной службы, 3 миллиона незарегистрированных иностранных рабочих, а также весь набор связанных с этим проблем безжалостной преступности.

Киоски на станциях метро предлагают все виды журналов 'мягкого порно'. Поразительно большое количество пассажиров, едущих в древних, но движущихся с абсолютной пунктуальностью поездах, все еще читает книги, и московское пассажирское сообщество остается самым читающим в мире.

Но и здесь набирают популярность светские сплетни. Бульварная газета, которую читала сидевшая напротив меня женщина, сообщала, что 'внучка Михаила Горбачева нашла новую любовь'. Неужели звезда 80-х годов уже так стара, подумал я. Во всяком случае, раньше тема семьи руководителя государства была запретной. Сейчас россияне знают, что внучка экс-президента в прошлом году вышла замуж за супербогатого бизнесмена (стоит сказать, что только цветы на той свадьбе стоили 6 000 фунтов стерлингов). Через несколько месяцев брак распался.

Однако за этим внешним глянцем русская контрреволюция продолжает наносить свои тяжелые удары по обществу. После приватизации промышленности в 90-е годы и передачи большей части нефти и природных ресурсов в руки ельцинских дружков наступила новая эпоха - эпоха тотальной коммерциализации государства всеобщего благосостояния.

Многие объекты государственной собственности, от детских садов до профсоюзных профилакториев, десять лет назад были закрыты и распроданы. В последние годы местные власти постоянно повышают плату за электричество, горячую воду и отопление, которые подаются в жилые дома централизованно.

На этой неделе вошел в силу закон, в соответствии с которым органы власти должны взимать с жителей 100 процентов стоимости коммунальных услуг. Если бы эти услуги оказывались на должном уровне, люди, наверное, не так бы расстраивались. Но из-за собственной некомпетентности, нехватки денежных средств из государственного бюджета, либо из-за того, что часть денег разворовывается по пути, местные власти урезают расходы на жилищно-коммунальное хозяйство. Во многих городах отопление и электричество включают лишь на несколько часов в день.

Схема таких оплат - это лишь часть программы 'самоокупаемости', рекомендованной Всемирным Банком и действующей уже во многих развивающихся странах. Этот банк выплачивает часть зарплат аналитикам из ряда российских министерств, поэтому его идеи падают на благодатную почву.

Схема самоокупаемости распространяется на здравоохранение и образование. За рецепты, анализы крови и прочие несложные процедуры все чаще приходится платить. Государственные университеты вводят свою плату за обучение. Большинство из них уже не будет финансироваться из федерального бюджета. Они перейдут на баланс региональных властей, а в наиболее бедных российских районах это означает, что закроются отдельные факультеты, что университеты будут снижать свой статус, переходя в разряд технических колледжей, где будет проводиться обучение по связанным с бизнесом специальностям и бухгалтерскому учету. И президент Путин заявил, что он хочет именно этого.

Комментатор газеты 'Известия' Виктория Волошина задалась на этом неделе вопросом, не приведет ли такое финансовое бремя к новым волнениям. В январе тысячи пенсионеров вышли на демонстрации протеста, когда правительство лишило пожилых людей, инвалидов и ветеранов войны права бесплатного проезда в общественном транспорте, дав им взамен денежную компенсацию.

Большая часть демонстрантов относилась к бедным слоям населения, однако новые реформы ударят и по среднему классу. 'Тридцати- и сорокалетние, прилагающие огромные усилия, чтобы вырваться из рядов людей с низкими доходами, также могут выйти на демонстрации, - написала Волошина, - рост их зарплат не может угнаться за увеличивающимися расходами, что толкает их назад, в пропасть бедности'.

Поэтому в беседах с российскими аналитиками довольно часто возникает призрак оранжевой революции по украинскому образцу. Но есть большое отличие. Требования демонстрантов в Киеве носили в основном политический характер: обеспечить честные выборы и изменить стратегию движения государства - прочь от России в сторону Европы. Если там и присутствовали экономические элементы, то в основном в виде призрачных надежд, подобных полинезийскому культу ожидания прихода белого человека ('cargo cult' - религиозное верование этнических полинезийцев в возвращение пришельцев, которыми для них являлись американские военнослужащие во время Второй Мировой войны, принесшие с собой на короткое время все чудеса цивилизации - прим. пер.), которые заключались в том, что вступление в ЕС в одночасье принесет процветание.

В России ситуация иная. Возможность вступления в Евросоюз отсутствует, и она не появится еще несколько десятилетий. И россияне не могут выступать против России. Их протесты носят в основном экономический характер. 'Реформы' кусают русских больнее, чем украинцев, которые еще не испытали их в полной мере, и демонстранты протестуют против тех способов, которыми действует западный капитализм. Они хотят больше социальной справедливости и ликвидации острого неравенства.

Некоторые технологии протестов, применявшиеся в Киеве, можно увидеть и в России. Пышным цветом разрастаются вебсайты оппозиции. В двух тесных комнатах ветхого здания в центре Москвы я обнаружил штаб-квартиры Федерации независимых профсоюзов и антиглобалистского движения, а также стал свидетелем собрания активистов, готовивших создание левого фронта, призванного объединить антиправительственные партии и молодежные организации. В прошлом им было бы трудно искать сторонников в удаленных регионах России. Теперь у них есть Интернет и мобильная связь - и все это никем не контролируется.

В стране, обладающей гораздо большими природными ресурсами, чем Украина, многие россияне недовольны тем, как распыляются их богатства. Визит Путина в Германию на этой неделе, и подписание соглашения о строительстве газопровода, который со временем дойдет и до Великобритании, наглядно продемонстрировал 'золотое дно' российской энергосырьевой отрасли.

Год назад казалось, что мировые цены на нефть постепенно пойдут вниз, однако сегодня это все менее вероятно. Российский бюджет уже шесть лет является профицитным, и так будет и впредь. В то время как некоторые российские ученые дискутируют на тему 'нефтяного проклятья', которое сдерживает разностороннее развитие экономики страны, правительство думает о том, сколько денег отложить в стабилизационный фонд, и сколько из него можно потратить, не рискуя чрезмерно поднять уровень инфляции.

На этой неделе Путин объявил о повышении заработной платы учителям, врачам и медсестрам, а также о выделении дополнительных средств на медицинское оборудование, что показывает его обеспокоенность последствиями 'реформ самоокупаемости'. Имея огромный бюджетный избыток, он легко может раздавать деньги, реагируя на социальное недовольство. Однако похоже на то, что у президента отсутствует экономическая стратегия. Сегодня он похож на радикального неолиберала, а назавтра начинает спешно увеличивать расходы на социальные нужды.

Российская политическая система еще очень далека от западной. Отсутствие настоящих политических партий, централизация власти в Кремле при Путине, а также мощный контроль государства над средствами массовой информации затрудняет процесс демократизации. Однако самовластие - это не главный повод для беспокойства россиян.

Больше всего их угнетает то, что экономическая либерализация дала новый толчок старым бедам России - коррупции на всех уровнях чиновничьего аппарата, избирательности в отправлении правосудия и страшному эгоизму крохотного меньшинства, составляющего экономическую элиту. И за это Запад несет свою долю ответственности.

Джонатан Стил ("The Guardian", Великобритания)