Безупречная ошибка дель Торо

Под Рождество кинематограф расцветает чудесами. А перед тем зрителей обыкновенно потчуют сказками для взрослых. Фильм мексиканца Гильермо дель Торо "Лабиринт фавна", выходящий на экраны 30 ноября, – как раз такая, взрослая и мрачная, фантазия. Не зря же продюсировал картину автор самой страшной серии "Гарри Поттера" Альфонсо Куарон.

Бородатый толстяк Гильермо дель Торо – превосходный специалист по нечисти, каждым своим фильмом отнимающий хлеб у Терри Гиллиама и Тима Бертона. Ужастики дель Торо – "Хребет дьявола", "Хеллбой", "Блейд-2", "Хронос" – говорят сами за себя. Но в "Лабиринте фавна", сценарий которого он писал чуть ли не двадцать лет, дель Торо не смог соединить несоединимое, и в итоге фильм противоречит авторской же идее "развенчания фашизма". Семьдесят лет назад Лени Рифеншталь подобным образом снимала обычную политическую хронику. И если "Лабиринт фавна" возьмет "Оскара" в категории "Лучший иностранный фильм", дель Торо забронирует себе местечко рядом с этой дамой.

За окном 1944 год. Вторая мировая на излете, диктатор Франко добивает остатки партизан, десяток лет кряду борющихся с режимом. Заведующий крепостью в северной Наварре капитан Видаль выписывает к себе жену на последнем месяце беременности. Эта малокровная горожанка для него – не более чем вместилище его будущего сына, а мальчик с первых дней должен быть рядом с отцом. Жена приезжает вместе с десятилетней Офелией, дочкой от первого брака. Еще по дороге Офелия знакомится с летучей феей, которая заманивает ее в древний лабиринт. Там девочку ждет Фавн, ожившая коряга из античной мифологии. Выясняется, что Офелия – дочь короля подземного царства, много веков назад сбежавшая из подземелья. Теперь настало время вернуться домой, однако перед этим нужно пройти три испытания. С этого момента реальность плотно перемежается сказочными событиями. И не поймешь еще, что страшнее. Закончится все и вовсе шекспировской развязкой – убьют практически всех.Те полтора часа, пока идет "Лабиринт фавна", зрители в зале сражаются с собственной физиологией. Садистский натурализм стал таким же атрибутом серьезного кино, как прежде песня – атрибутом мюзикла. Режиссеры от мала до велика с упоением и беспощадностью фиксируют насилие. Дель Торо на крупном плане живописует, как винная бутылка толчет лицо в кровавую кашу, как пассатижи разрывают руки на мясные ошметки, как садовая пила ампутирует ногу, как бритва рассекает рот до ушей, как пуля ввинчивается в лицо. Невольно корчишься. И во всех этих жестокостях, снятых к тому же на деньги этичных европейцев, помимо массы явных цитат сквозит попытка понравиться публике.

Фабрика кровавых грез нынче взяла за истину, что зрители больше не боятся клюквенного сока – им подавай пытки во всех подробностях. Тут "Лабиринт Фавна", со своими 13 миллионами евро проходящий по линии малобюджетного кино, вне конкуренции. Но как в "Страстях Христовых" за чередой бесконечных избиений не осталось самого Христа, так и в "Лабиринте" герои строем перешли в разряд биомассы. Все партизаны – новоиспеченные святые, мятущаяся интеллигенция обязательно принимает сторону угнетенных, фашист со свинцовым сердцем убивает без разбора и без упрека. Стыдно такие вещи спрашивать, но зачем, черт возьми, Хемингуэй писал о гражданской войне в Испании? Чтобы и через полвека палитра тех событий оставалась контрастно черно-белой? Да, предположим, что происходящее на экране мы видим глазами ребенка, который по малолетству, как собака, не различает цветов. Отчим для Офелии – злодей, феи и партизаны – друзья. Но по замыслу создателей, это "глубокая драма", а не ода инфантильности. Предположим еще, что это цельная сказка для взрослых, без реальных и мифических вставок (герои сказок всегда примитивны, события наперед известны). Но тогда непременно должна быть мораль, "добрым молодцам урок". А урока-то и нет. Вернее, есть один, но такой, о котором режиссер, верно, и помыслить не мог.Капитан Видаль куда страшнее всех фантастических чудовищ, это ясно. Но в фильме именно он – единственный персонаж, которому веришь. Опереточный. Картонный. Вырванный из контекста. Зато с мотивом. Он мучает людей не только ради шкурного удовольствия (которое опять же чем-то да обеспечено: отец ли в детстве бил, одноклассники травили или собаку поезд задавил), но и потому, что свято верит в идеалы фашизма, свято верит в будущее новой Испании, свято верит своему Франко. В сущности, такие только люди режиму и нужны – ради общего дела готовые и на убийство падчерицы, и на убийство жены. Благодаря вот таким воякам Франко продержался у власти аж до 1975 года.

И когда этот идеальный убийца швейной иглой зашивает свой вспоротый рот, чувствуется его звериная сила. Пусть его заслуженно убьют, пусть крепость захватят карикатурные партизаны – сила эта пугает. Ее нельзя победить – можно лишь уничтожить. Перед капитаном Видалем на второй план отходят все герои, гаснут все сказочные перипетии и завораживающие красоты. Без них "Лабиринт фавна" стал бы методичкой для фанатиков. А вместе это всего-навсего изобразительно безупречная ошибка талантливого человека.