С гитарой по Мадриду

-Эй, парень... Шоколад не нужен? Ерунда какая-то! Впервые вижу, чтобы шоколад предлагали шёпотом из кустов. Пусть даже вокруг сплошная экзотика. Я шагаю по аккуратной дорожке мадридского парка Буэн-Ретиро, в кото-ром собраны самые редкие растения Испании, и читаю надписи на табличках. Это полезно, поскольку местные жители не сильны в ботанике и на какое дерево ни укажешь, будь то липа или вяз, говорят, что это "чопо". Чопо - это разновидность тополя. -Как называется это дерево? -Чопо. -А это? -Тоже чопо. Каких только чопо я не видел! Впрочем, пальма всегда пальма. И пожалуй, магнолия. Всё остальное - чопо. Под стать буйному разнообразию последнего и парад самодеятельных артистов на аллеях парка: клоуны на ходулях и без оных, мимы, скрипачи, гитаристы, целые рок и джаз-ансамбли. По выходным место среди них занимаю и я... Бросив чехол на землю, незаметно кладу на него пару монет для затравки, настраиваю гитару и, стараясь не краснеть, начинаю... "Бэсамэ, бэсамэ мучо!.." Мимо течёт нарядная толпа. Мои монетки ослепительно сверкают в беспощадных лучах испанского солнца... Табло на Гран-Виа показывает плюс сорок три... По будням я пою в метро, где публика реагирует живее. Но в часы пик, самое "хлебное" время, появляется полиция и вежливо предлагает убраться. Если это происходит в вагоне, поющее сообщество перебирается в соседний вагон, а если на станции - на другую станцию. Самая людная из них - "Куатро каминос" - "Четыре дороги". Вдоль стен торгуют коврами вездесущие африканцы. Приветливо кланяясь, они указывают мне место, где обычно зарабатывают себе на хлеб музыканты. -А как тут насчёт полиции? -О, не беспокойтесь, её здесь не бывает! Улыбаясь и кивая во все стороны, я устремляюсь вниз по лестнице, и сталкиваюсь нос к носу с двумя молодцами в элегантной форме, которые, поднимаются навстречу, поигрывая дубинками. Вслед за мной из метро вылетают, бросаясь врассыпную, и мои темнокожие собратья с коврами под мышками... ... Немецкий пограничник забыл поставить у меня в паспорте штамп о въезде, и получилось, будто, покинув пределы Польши, я вознёсся в небо и приземлился лишь спустя две недели во Франции. На деле же поезд "Петербург - Берлин" нудно пополз дальше. Время от времени, отложив книгу, я бродил туда-сюда вдоль пустых купе, и мне на память приходил Ленин в запломбированном вагоне. В столице, проехав на трамвае зайцем мимо рейхстага, я пересел на электричку и с двумя пфеннигами в кармане добрался до Гамбурга. С перрона в нос ударил запах свежих булочек. Под звуки электробанджо, струны которого перебирал седовласый атлет, в нарядной толпе двигались пятидесятилетние хиппи с предлинными розовыми волосами, юные панки в шипах, кольцах и серьгах, а также персоны, вовсе не подвластные какой-либо классификации. На этом праздник кончился. Встретившись с коллегами, я узнал, что выставочный груз задержан таможней и нам нужно возвращаться на польскую границу. Три дня мы провели на автостоянке во Франкфурте-на-Одере, мрачно уставившись в дуб, к которому был припаркован микроавтобус. По ночам стёкла густо покрывал иней, отчего саднили упиравшиеся в них пятки. Потом была Франция: виноградники в утренней дымке, изумрудные пастища до самого горизонта, аккуратные домики с цветочными горшками у порога, пятнистые стволы платанов, беломраморный покой сельских кладбищ - и лёгкая, изящная гармония во всём, что видит глаз... Канули в Лету, слившись воедино, десять дней на выставке в Мадриде: двухметровые агавы на газонах, аромат кофе и жареной рыбы, тонкие, открытые по моде девичьи талии и загорелые лысины безупречно одетых отцов семейств... И вновь Пиренеи, где необъяснимое, неведомое доселе чувство обрывает тебе сердце и стискивает горло; тайные ночёвки в частном лесу под Лионом и почти игрушечный "Отель искусств" в Тулузе, под сводами которого редкий жилец не вообразит себя Бодлером. И не то чтобы уж совсем неожиданный, а скорее, наоборот, долгожданный удар в спину со стороны директора фирмы. Ни денег, ни машины - одни долги... ...Гитару мне одолжили мои мадридские друзья, брат и сестра Игнасио и Сонсолес. Они же, записав моё пение на кассету, отдали её коллеге по работе, приятель которой владел баром под названием "Сегундо джаз-клуб". На небольшой сцене этого заведения каждый вечер выступали известные джазовые коллективы, и чтобы сделать мне достойную репутацию, Игнасио и Сонсолес привели на первое выступление своих знакомых, которые бурно аплодировали и шумно выражали восторг после каждой песни. Через некоторое время на рукописной афише "Сегундо джаз-клуба" появилось и моё имя. ...Сегундо скуп на слова и точен в выражениях. Будто застывшая ящерица, он возвышается за стойкой - и в то же время как бы присутствует в любой точке бара, заполняя собой пространство. Я сажусь напротив коренастой фигуры, беру протянутый коктейль и молча жду, пока он отсчитывает деньги. Мало, ох, мало! Ладно, я же не Хулио Иглесиас... Который там час?.. Третий уже. Свет в баре горит только над стойкой. Сегундо отвлекается от своих расчётов и меняет кассету. Из динамиков тихо струится джаз. Только что ушли последние посетители - друзья хозяина. Сначала я пел для них, а потом они все, сгрудившись на сцене, для меня. Маленький, вежливый венесуэлец сжал на прощание мою ладонь обеими руками и стал приглашать на ужин в ресторан, где он играл, из чего я заключил, что он хочет, чтобы я угостил его сейчас... Приду, приду, обязательно приду, спасибо... Как не хочется на улицу! Я будто чувствую, что пока не откроют двери вокзала Чамартин, до которого ещё идти и идти, мне придётся коротать ночь в холодном подъезде соседнего дома, то меряя шагами лестничную площадку, то приседая по десятку раз, то принимая йогические позы.. Если б знать, что до Алкала-де-Энарес, где живёт приютившая меня русская семья, всю ночь ходит автобус... ...За несколько минут до отъезда из Тулузы я позвонил в Испанию. - Вовка, это ты? Давай приезжай домой! Нашла же слово! Вообще-то я человек семейный, но и двадцать лет знаком-ства из песни не выкинешь... - Лялик, мне сначала в Валенсию нужно. Еду автостопом. Там на одной ферме работа есть... Знать бы, где упадёшь... С побережья мы уехали несолоно хлебавши. Мой товарищ отправился во Францию, а я около двух недель просидел в квартире у Ларисы, угрюмо взирая на непрекращающийся ливень за окном. На экране телевизора кандидат в премьеры Хосе Мария Аснар обличал в парламенте тогда ещё премьера Фелипе Гонсалеса, затем буддийские монахи рекламировали пиво. ...Сашенька, доченька, давно ли я тебя учил испанскому, а ты уже никак русский забываешь?.. - Мамочка, он у тебя все бутылки пропьёт! ...Захватив с собой для рекламы афишу "Сегундо джаз-клуба", я обошёл все русские рестораны Мадрида. Раньше их было шесть, теперь осталось три: "Распутин", "Анна Каренина" (фирменное блюдо - лососина "Вронский") и тот, где мне, собственно, повезло -"Эль-Косако", что в переводе означает "казак". Хозяином заведения оказался статный пожилой американец с внешностью белогвардейского офицера. Звали его Мэттью или на испанский лад Матео. Выяснилось, что Матео говорит по-русски и что его любимая песня - "Как много девушек хороших". Договорились, что я буду петь три раза в неделю. -Почему бы вам не встать спиной к зеркалу? Попробуйте. А потом медленно переходите из зала в зал. ..."Как много девушек хороших!.." Эту тему я исполняю с особой выразительностью, косясь на ажурную перегородку, за которой сидит хозяин. Одни посетители смотрят недоумённо, другие с раздражением ждут, когда ты отвалишь от стола, большинство же, чем громче ты поёшь, тем энергичнее жуёт и жестикулирует. Впрочем, видимо, согласно законам диалектики, встречаются и ценители русской песни. Некоторые из них даже оставляют на краю стола небольшую сумму. Первые мои чаевые непринуждённо сгрёб официант. В следующий раз я оказался проворнее. Через некоторое время Матео отвёл меня в маленький бар недалеко от ресторана, который тоже назывался "Эль-Косако". Его хозяин Пабло, молодой длинноволосый парень с мушкетёрской бородкой платил Матео за аренду помещения. Там я стал выступать в свободные от джаз-клуба и ресторана вечера. Пабло изготовил афишу: "Владимир, крунер из Петербурга", броскую, как и всё заведение в целом. Первое, что бросается в глаза при входе в бар - два портрета, висящие рядом на стене, сурово косясь друг на друга: Иван Грозный и Владимир Маяковский. Кроме них стены украшают советские лозунги и плакаты 20-х годов. На полке за спиной у Пабло рядком стоит коллекция русской водки - гордость хозяина. В баре принципиально не держат никакой закуски - как я ни бился, мне так и не удалось доказать, что истина не в водке, а в солёном огурчике с чёрным хлебом... Кстати, и чёрного хлеба-то в Испании нет. Был раньше в Галисии, а теперь уже давно не выпекают. Галисия - родина Пабло и его симпатичной напарницы. Она готовит мне "карахильо" - коньячный пунш с кофе - так, как учила её бабушка: движения девушки плавны и торжественны, и каждое сопровождается обращением по-галисийски к духам природы... - Пабло, а что это ещё за чертовщина такая: крунер? - Да это просто человек с гитарой. У нас пел в прошлом году один американец - вот он себя так и называл. - Ну и как у него дела шли, ничего? - Да какое там! Только и торчал в дверях, публику зазывал. Встанет посреди улицы и хватает прохожих за рукав: приглашаю, мол, на свой концерт! Человек пять наберётся - он прыг на сцену - и вперёд! - Нет, ну я так не умею... - Ладно, посмотрим. Может, сами придут. Я отхлёбываю "карахильо". -Слушай, мне сегодня в Ретиро шоколад какой-то предлагали... -А-а, это гашиш... ..."Чёрный во-орон, что ты вьё-ошься-я..." У Матео надо вальяжно ходить с гитарой из зала в зал, то и дело уворачиваясь от проплывающих мимо подносов, кланяться входящим, улыбаться дамам, а главное, не очень увлекаться, дабы не мешать публике заниматься основным делом. В ушах гвалт, звон посуды, выкрики официантов. Иное дело в кафе у Пабло: полумрак, покой, уютная сцена с роялем, да и люди пришли конкретно на тебя. -Эй, как тебя, Владимир? - тебе там очень нужно сидеть? Спускайся сюда! Рюмочку хочешь? Пабло, рюмку водки! Да брось ты гитару! Расскажи лучше, как там у вас экономика... Так проходит неделя за неделей: из джаз-клуба в ресторан, из ресторана в кафе, из кафе в парк, оттуда в метро, а затем и просто на улицу. Иногда разом проедаю всё заработанное за день. Не затыкать же нос у каждой харчевни! ...За стеклянными стенами пражского аэропорта имени Шри Чинмоя качают кронами настоящие тополя. Напев на обратный билет, я "на перекладных" возвращаюсь домой. Напротив меня на скамейке спит молодая американская пара. У них медовый месяц. Всю ночь у меня в душе борются два желания: выпить кофе и сохранить потрясающе красивые чешские монеты. Время от времени я достаю из кармана драгоценную визитную карточку и, поглаживая её, вспоминаю слова очаровательной Элизабет, менеджера фирмы, помогающей не очень известным и не слишком прихотливым музыкантам из Восточной Европы: -Владимир, я хочу предложить вам небольшой контракт. Не знаю, заинтересует он вас или нет: всё-таки, помещения будут маленькие, народу немного - ну, долларов триста за выступление вас устроит? Дадите десяток концертов - как-то окупите свои расходы... Сейчас не сезон, а вот месяца через три, скажем, в сентябре я вас жду. Жильё, транспорт - за счёт фирмы... Я слегка морщусь, вытягиваю губы трубочкой и поднимаю глаза под потолок, стараясь не переусердствовать... Ну что ж, Элизабет, давайте попробуем. Я приеду. "Средь шумного бала"? Конечно, знаю. Нет, ноты мне не нужны. Я и так помню... ...Я повторяю слова прекрасной дамы, как мантру, вот уже четвёртый год. Вернуться в сентябре мне не удалось, ибо в октябре я стал отцом ещё одного будущего крунера. Первый, пока я путешествовал, уже ходить научился. Может, они и поедут когда-нибудь. А мне теперь просто есть о чём помечтать, а стало быть, у этой грустной истории почти счастливый конец. Владимир Андреев